Анна Капаноли, Портовый квартал, "Розовые Устрицы"

Подложить тебе еще розовых лепестков , Джамиль? Я знаю, ты любишь, когда в комнате много этого сладкого дыма, и запах роз смешивается с запахом запретного вина и свежих яблок. Не осознаешь, но любишь.
Лежи, Джамиль. Дай, я разотру тебе спину. Ты приходишь сюда не первый раз, не понимая, что на самом деле хочешь. Ты боишься попросить, Джамиль Саварди, гордый сын Наиба Саварди, а я не стану тебе подсказывать. Потому что каждый должен сам прийти к своей пещере с золотом, иначе золото станет угольями.
Смотри на этот город. Смотри каждое утро, когда солнце медленно поднимается из-за медленно несущего свои воды Босфора. Смотри, как рыбаки расправляют свои сети и сталкивают лодки в воду. Смотри, как вьется дымок над крышами низеньких домишек, обмазанных известью до мраморного блеска. Как хозяйка несет от колодца ведро воды, а девочка - наверное, ее дочка - снимает из-под навеса вязки вяленой рыбы.
Этот город ты выпускаешь каждое утро из-под век, Джамиль, и уносишь с собой, закрывая глаза и задув свечу. Он принадлежит тебе - весь, что ты можешь охватить. Он, как я, принадлежит каждому, кто даст достойную цену. Но если появится кто-то, кто предложит цену выше - и не золотом, а тем, что ценнее - город будет принадлежать только ему. Потому что у города две души - женская и мужская.
Женская душа - это теплое море, иногда злящееся и хлещущее волнами, это запах хлеба над Восточной Месой, шелка в гинекеях Влахерн и Святая София. Мужская душа - это ветер с Босфора, заставляющий море злиться или, напротив, ласково гладящий его, едва прикасаясь, это торжественное пение старцев из монастыря Хора, запах горячего железа и негромкое постукивание кусочков смальты в мастерской мозаик.
Две души стоят над городом, держа в ладонях чашу с вином, разбавленным водою до цвета розового шелка.
Но вино пресно, если не добавить в него сахара и специй, не так ли? Острый перец, пряная корица, резкая гвоздика и еле уловимый шафран.
Я знаю, Джамиль, скоро придет тот, кто бросит в чашу с вином горсть специй и разожжет под ней огонь. Две души проснутся от своей полуденной дремы, и кто из них первым выпустит из рук раскаленный бронзовый сосуд?
Ни ты, ни я не узнаем этого до времени, мальчик. Не думай о дурном, лучше отхлебни еще немного и потянись, тебе скоро уходить.
Ты накинешь тунику и побежишь в мастерскую, пока хозяин не хватился, я же сяду на порог двери, ведущей на задний двор, и стану лущить фасоль. Фасоль - она, знаешь ли, требует времени, а утром первые посетители потребуют сытный горячий завтрак.
Я буду отбрасывать темно-бордовые зерна в корзину и думать о том, принесет ли уважаемый Палтос мне завтра свежую ставриду, успеет ли Юстиниан вычистить задние комнаты. Потом я посмотрю на небо, подернутое облаками, и задумаюсь, шутил ли вчера Луиджи, когда говорил, что женится на мне, если я принесу ему девочку. Наверное, шутил, ведь всем известно, какой красавицей была его жена, он сам об этом часто говорит. Да и мальчишки его унаследовали красоту матери, которая смягчила в них грубоватые черты отца.
Впрочем, мне и так хорошо, даже если Луиджи в конце концов женится на другой. Ведь самое драгоценное он оставит мне , Джамиль. Воспоминания и детский смех, и сны.... Сны, которые я стала видеть рядом с Луиджи.
А Ирина вышивает шелком Альфу и Омегу на холсте для отца Иллариона, и гадает, хватит ли ниток.........