...Войдя в возраст и побуждаемый словом божиим, приходит он [Святой Симеон Столпник] однажды в святую церковь, когда читают Апостола, и спрашивает одного старика: «Скажи мне, отец, что это такое читают?». Старик говорит ему: «О воздержании души». Симеон говорит: «А что такое воздержание души?». Старик говорит ему: «Дитя, что ты меня спрашиваешь? Ведь я вижу, что ты, хотя и молод годами, по разуму уже старец». Святой Симеон говорит ему: «Я не искушаю тебя, отец, но удивляюсь этому слову». Старик говорит: «Воздержание - это спасение души, указующее путь к свету и вводящее в царство небесное». Святой Симеон говорит ему: «Объясни, почтенный отец, что ты говоришь, потому что я простой человек». Старик говорит ему: «Дитя, это когда кто прилежно поститься и рачительно творит господу все молитвы, т.е. в третий час одну и в шестой, в девятый, в двенадцатый и в следующие часы, как это совершается в монастырях. Познал ли ты, дитя, что такое ты услышал, рассуди об этом в своем сердце. Ведь должно тебе алкать, жаждать, претерпеть обиды, заушения и брань, стенать, плакать, скорбеть, отчаяться, обрести покой, возжелать, отречься от себя, унизиться и много страдать от людей и так быть утешену ангелами. Вот ты все выслушал, бог славы да даст тебе ум добрый и по воле своей».
Выслушав это, святой Симеон вышел из церкви, приходит в пустынное место, бросается на лицо свое, семь дней плачет и молится богу, не вкушая ни еды, ни питья. По прошествии семи дней он встает и бегом устремляется в монастырь и с воплем падает в ноги архимандриту...

«Жизнь и деяния блаженного Симеона Столпника», VI в.

Монастырь Святого Иоанна разрубает константинопольское небо жесткостью своих линий, постоянством своих классических конструкций; он - предтеча горы Афон, суровый и неприступный судия, подобно полному месяцу на черном южном небе. Ах, сколь многие отчаянно склоняли колена у этой ограды пред воротами, обращенными к Востоку, на холодный проконесский мрамор его ступеней! Монастырь, посвященный Святому Иоанну Предтече, носящий его имя, по богатству и блеску своему некогда подобный дворцу, славный, издревле всем знакомый...
Шаги за ворота, внутрь, навсегда в новую жизнь с единственной и вечной любовью - Богом. А потом - сон рассеивается, и вдруг берет оторопь и дрожь прошибает от этих серых монументальных плит, от этой бесконечной галереи, от напряженной ночной тишины... Где-то на другой стороне галереи чуть теплится факел, пламя становится по времени ярче и чуть вздрагивает, словно кто-то плачет, глядя на огонь. Звонкая тишина, кажется, начинает и правда эхом напевать протяжный и жуткий плач. Движение за спиной - нервы напряжены, подобно струне, и вот он, этот момент: в скриптории затеплился свет - кто-то переставил, явно, свечу поудобнее, и заплясал огонек. А ночь становится все темнее. Презрев любопытство, ты читаешь молитву, от губ идет легкий пар, растворяясь в бездонности ночной черноты. Глубокий вдох - вновь шаги по коридору, вот скрипнула и закрылась дверь - келья - сон. Потом молитва, рано-рано утром, когда так прекрасно в холодном воздухе розовеет рассвет, встречая новый день божий, и можно не думать о ночных страхах, и можно просто служить своему богу и молиться ему. Потом будут церковь и прихожане, горящие свечи и первая проповедь, трепет от участия в священном таинстве и вечер за разбором священных текстов в лучшей из библиотек Константинополя. А потом... Потом вновь настанет ночь, пахнущая ладаном и пергаментом, вновь запляшут где-то огоньки и пойдут гулять по ночной глуши осторожные шорохи. Монастырь-загадка, монастырь-рок, монастырь- спасение и погибель одновременно. Он хранит свои тайны вот уже десять столетий, и десять столетий разрубает он константинопольское небо жесткостью своих линий, постоянством своих классических конструкций, призрачный, бесконечно мудрый и молчаливый.